Константин Пакин: «Профессия – от Родины защищать»
Шестнадцать подзащитных новгородского адвоката Константина Пакина суд полностью оправдал, уголовные дела тринадцати были прекращены. Двадцать осуждённых освободились по УДО, с шести была снята судимость. Российская казна выплатила компенсации десяти гражданам.
Слово для защиты
- В своё время вы защищали человека, обвиняемого в убийстве писателя Дмитрия Балашова. Вы считаете, что он не совершал убийства?
- Да, я в этом уверен. Не совершал. Не смотря на то, что Женя Михайлов до этой трагедии ранее уже отбывал наказание в местах лишения свободы. Украсть что-нибудь он ещё мог, а вот совершить убийство – это не для него. Не в его способностях и не в его характере. Если помните, бывший прокурор Новгородской области, ныне покойный Анатолий Чугунов тогда сказал, что петлю на шее писателя затянули узлом, которым электрики обычно крепят пасынки проводов к столбам.
Михайлов электриком никогда не был. В доме в деревне Козынево в кухне на столе в пепельнице обнаружили окурки, анализ слюны которых показал, что они не принадлежат ни Михайлову, ни Арсению Балашову. Сам писатель не курил и никогда не позволял никому курить в своём присутствии, а тем более в своём доме. Также около дома обнаружили следы обуви, не принадлежащие ни Михайлову, ни Арсению Балашову. Чьи это были следы, так и не установили. В явке с повинной Михайлов написал примерно так: «Я могу рассказать, как убивали писателя Балашова» - а не о том, что убийство совершенно им.Он был очевидцем злодеяния, но отсидел почти 12 лет за убийство. А люди, которые в действительности это убийство организовали и совершили, не то, что наказаны не были, их даже толком и не искали.
- Вы ведь начинали в милиции?
- Да, я был сначала постовым, потом следователем, опером, старшим опером в оперативно-розыскном бюро, ОРБ. Ушёл в 92-м или 93-м. Адвокатом начал работать не сразу. Примерно год отходил от «обвинительного уклона», от того, чтобы перестать видеть в людях только плохое.
- Вроде бы наши люди не слишком доверяют правоохранительным органам. И в то же время сообщение об обвинительном приговоре встречают только словами «мало дали».
- Случай из практики. В совершенно нормальной семье у 49-летнего отца произошёл конфликт со взрослым сыном. Во время ссоры он, не сдержавшись, ударил сына ножом. Затем вызвал скорую, полицию. Во всём сознался. Под стражу его во время следствия не брали. Вынесли приговор: два года лишения свободы, несмотря на то, что сын просил суд, чтобы отца не сажали. Областной суд оставляет приговор суда первой инстанции без изменений. Сейчас этот мужчина отбывает наказание в Псковской области. Его жена, после свидания с осужденным, мне рассказывала, что тот уже говорит на жаргоне, как заправский «зэк», и что ему после свидания надо будет «отстегнуть в общак». Ну, кому от этого приговора стало лучше и легче? Потерпевшему сыну или осуждённому к лишению свободы отцу? Или их матери и жене? И как в дальнейшем им всем жить? Кто об этом подумал? Никто.
Ещё пример. В одной комнате коммунальной квартиры жили муж с женой, двое или трое их маленьких детей, и его мать с сожителем. Тот постоянно пьянствовал, шумел, хулиганил. Однажды в ссоре мужчина, не сдержавшись, его ударил. Тот вроде успокоился, лег на кровать. На следующий день жена звонит мужу на работу: этот человек умер. Ударивший вызывает полицию и честно признаётся во всём: да, это я. Судимостей у него, как и у первого осужденного, нет. Под стражу на время следствия также не берут. Сестра погибшего в суде характеризует брата не очень хорошо и просит не лишать виновного свободы. Она даже жалобу написала потом на суровость приговора. Знаете, сколько суд дал этому мужчине?
- Те же два года.
- Семь лет.
И надо понимать, если мы говорим об условно-досрочном освобождении (УДО), то оно зависит в основном от администрации колонии. Вы можете не иметь взысканий, быть передовиком производства и тому подобное, но перед самым заседанием суда, по вашему УДО, вам, например объявляют выговор за нарушение формы одежды. И всё. В условно-досрочном освобождении отказано на законных основаниях. В одной новгородской колонии несколько лет назад «сидел» художник, картины которого экспонировались даже на выставке в Париже. Когда дело дошло до УДО, на художника посыпались взыскания. Кто же его отпустит, художника-то? Кто ж будет вместо него рисовать-то? Однако, несмотря на это, нам всё-таки удалось добиться того, чтобы художника перевели в колонию-поселение, а затем оттуда он всё-таки вышел по УДО.
Что касается подследственных, то государство, имея такой железный инструмент подавления воли человека, как тюрьма, от него, конечно, никогда не откажется. Возьмём недавнее дело. Что, Арнольда Шалмуева, с его состоянием здоровья нельзя было поместить под домашний арест? Конечно, можно. Но по логике следствия не нужно, ибо в тюрьме он быстрее сломается и будет более сговорчив, чем на воле.
Предъявите ордер!
- Недавно наблюдал сцену в областном суде: виновный в том, что выложил ролики с детским порно в соцсети, во всём сознался, дело слушалось в особом порядке и ему дали три с половиной года. Адвокат во время апелляции был очень недоволен тем, что много дали. Не слишком ли у нас некоторые адвокаты увлеклись этим «особым порядком»?
- С одной стороны, хорошо, что он есть. Если дело достаточно ясное, доказательства сомнений не вызывают и квалификации следствием дана правильная – зачем тогда тянуть этот процесс? Человек признаёт вину и получает снисхождение. С другой стороны, этим порой пользуются недобросовестные следователи и адвокаты по принципу – «чего тебе мучиться, соглашайся на особый порядок, признавай вину». А потом на чём человек «сидит»? На каких доказательствах вины? Только на своих показаниях.
- Однако бывают совершенно страшные преступления. И по таким делам вы тоже берётесь защищать преступников?
- Да. Это моя работа. Я могу отказаться от дела только в том случае, если в этот период времени у меня очень большая нагрузка по другим делам. Помните, как говорил пиратам доктор Ливси в «Острове сокровищ», когда пришёл их лечить: я выполню свой долг, пусть вас повесят, но здоровыми. Каждый имеет право на защиту. Иначе это будет не правосудие, а судилище, беспредел. Ну а если адвокат поддаётся эмоциям, то он уже не адвокат и не может объективно выполнить работу по защите своего доверителя. В таких сложных случаях адвокат руководствуется одним принципом – доказана вина человека или нет.
- Всё-таки в отношении к адвокатам есть такой холодок. Как сказал один наш читатель: «Что бы заговорил адвокат, если бы его самого коснулось?»…
- Не надо адвоката равнять с преступником. Мы также защищаем закон. В том числе и от незаконного и необоснованного обвинения. И если человек заслужил тюрьму – пусть его «посадят». Но «посадят» по закону, а не «по понятиям» и не по желанию кого-либо сверху. Вот почему однажды мой коллега, старый адвокат, сказал отличную фразу о нашей работе: «Есть такая профессия – от Родины защищать».
- В последние годы было несколько случаев – в деле «Невского экспресса», в деле «Водоканала», когда адвокатов арестовывали и потом осуждали за попытку дачи взятки. Вам предлагают «порешать вопрос» таким образом?
- Тот, у кого адвокатское удостоверение – не обязательно адвокат. Мы должны защищать доверителя всеми законными способами. Взятка к ним не относится.
- У вас была какая-то история с ордером адвоката, из-за которой вы дошли даже до Верховного суда. Честно говоря, и не знал, что у адвокатов тоже есть ордеры.
- Адвокатам выдаются ордера. Это прямо предусмотрено законом. Однажды в кассационной инстанции от меня потребовали выписать дополнительный ордер на защиту моего доверителя, которого я защищаю уже долгое время. Я объясняю суду: ордер и так имеется в деле, с тех пор как я принял на себя защиту. В законе нет обязанности защитника, предъявлять суду каждый раз новый ордер в каждом судебном заседании. Судьи мне говорят, что я нарушаю нормы адвокатской этики, и что они пожалуются на меня в адвокатскую палату.
Я отвечаю: если я не прав – примите решение не допускать меня к делу. Но если уж разговор пошёл об этике, значит юридических аргументов у судей нет. Суд спрашивает доверителя: это ваш адвокат? Он отвечает: да. Суд: хорошо, к делу вас допускаем, но ордер всё-таки принесите. Нет, говорю, не принесу. В результате в адвокатскую палату поступает жалоба на меня на то, что я нарушил этику. Совет палаты решил, что никаких нарушений с моей стороны нет. А я после этого обратился в Верховный суд с заявлением к Минюсту, который ещё в 2002 году выпустил приказ, согласно которому суды требуют от адвокатов ордера в неограниченном количестве. Мне в Москве говорят: вы же понимаете – Минюст адвокатам споры никогда не проигрывает. Я в ответ – конечно, понимаю. В итоге моё заявление, конечно, отклонили, но дополнительные требования о выдаче ордеров назвали «неверным правоприменением».
Сомнения – в пользу обвинения
- Когда я спросил ваше мнение о состоянии правосудия, вы ответили, что оно «хреновое» и будет ещё хуже. Можете это обосновать?
- Живой пример. Я защищаю интересы следователя, который был в прошлом году взят под стражу. Следственный комитет, приводя доводы в пользу ареста, указал среди прочего то, что мой доверитель имеет высшее юридическое образование и на момент задержания работал следователем. Я говорю, что по закону эти доводы не является основаниями для ареста. Но суд соглашается со стороной обвинения. А когда я подаю жалобу, мне отказывают. Так вот и получается, что юридическое образование у нас – основание для ареста. Проходит время, ему в очередной раз продлевают срок содержания под стражей. Другой судья указывает в обоснование продления – восемь томов уголовного дела. Но нет в законе такого основания, как количество томов дела. Обжалую - оставляют всё как есть.
И поэтому неслучайно у адвокатов сейчас в ходу такие поговорки: «Суд независим в своей деятельности и подчиняется только прокурору», «Все сомнения – в пользу обвинения», «Оправдательному приговору не место на правовом поле Российское Федерации», и ещё у новгородских адвокатов слова – «УПК Новгородской области». По уголовным делам – это фактически сплошь и рядом, общие принципы. В гражданских делах всё не так жёстко, за одним исключением – если только стороной в определённом споре не выступает государство. А государство наше постепенно меняет «правила игры» и не в пользу граждан.
- Например?
- Если раньше, согласно статье 20 УПК РСФСР, следователь должен был устанавливать и собирать не только отягчающие, но и смягчающие вину гражданина обстоятельства, собирать доказательства невиновности человека, то теперь этого нет. Поскольку следователь по процессуальному закону РФ отнесён к стороне обвинения. Если раньше прокурор знакомился с материалами возбуждённого уголовного дела и решал: есть ли у этого дела судебная перспектива, то теперь он, фактически, изучает только одно постановление о возбуждении дела и не более того. Не говоря уже о том, что прокурор по закону не имеет права вмешиваться в ход расследования дела. Человека арестовывают, через два месяца срок содержания под стражей истекает, следователь подписывает у собственного начальника ходатайство в суд о продлении ареста и идёт в процесс. Прокуратура и здесь лишена возможности вмешаться. А вот потом иногда оказывается, что дело-то нужно прекращать. Что человек «сидит» незаконно. Я в таких случаях требую в пользу гражданина с государства денег: вы имели удовольствие возбудить в отношении человека дело, имели удовольствие избрать в отношении него меру пресечения или, например, провести обыски, так теперь заплатите ему за своё удовольствие. Но наш человек иногда раз рад и тому, что всё для него закончилось: слава богу, что отстали, и не надо ему никакой компенсации.
Раньше, обжалуя приговор в Верховном Суде, я утром подавал туда жалобу. Записывался на личный приём к судье. Потом в назначенное время приходил к судье, беседовал и мог убедить его в необходимости истребовать дело для проверки обоснованности приговора. А в случае отказа я мог попасть на приём к заместителю председателя или к самому председателю Верховного Суда. Потом всем сказали: нечего ходить к судьям на личный приём, и его отменили. Теперь мы просто отдаём жалобы в канцелярию, и донести свою точку зрения до судьи проблематично.
До недавнего времени, если я был не согласен с приговором районного суда, я подавал кассационную жалобу. Если в кассации мне отказывали, писал надзорную жалобу в президиум областного суда. Отказывали там – обжаловал отказ председателю областного суда. Снова отказ – жаловался в президиум Верховного Суда, потом – его председателю. С 1 января «лавочка» закрылась – под предлогом разгрузить суд. Теперь дело вместо кассации слушается в апелляционной инстанции, и потом я могу написать только одну жалобу в президиум областного суда и всё. Обжаловать приговор районного суда в Верховном уже нельзя.
А ещё есть различные обзоры судебной практики и постановления пленумов Верховного Суда. Ссылаешься в процессе на такой обзор или постановление, а тебе отвечают – это не догма, это теория, здесь это не имеет никакой юридической силы. Мол, у нас не прецедентное право. Но если судебной практикой Верховного Суда или постановлением пленума можно подкрепить позицию обвинения – тогда да, совсем другое дело. Вот почему по совершенно одинаковым делам у нас порой выносят диаметрально противоположные решения.
- Недавно и премьер говорил об обвинительном уклоне в суде за счёт того, что судьями работают, в основном, бывшие следователи и прокуроры.
- Конечно, бывшая профессия накладывает отпечаток. Тем более если из прокуратуры или полиции ушёл на пенсию и сразу же стал судьёй. А все честные, порядочные, профессиональные люди, работающие судьями, тоже заложники административной системы. Они прекрасно понимают, что оправдать нельзя – приговор отменят. А отменённый приговор, как это принято считать – брак в работе судьи. Оправдательные приговоры отменяются гораздо чаще, чем обвинительные. И конечно, все они, судьи – за счёт премий, квалификационных классов и т.д. фактически зависят от своего начальства, то есть от председателя областного суда. Поэтому судьи если видят, что надо человека оправдывать, то они чаще дают наказание ниже нижнего предела или, например, условное. Такой приговор не отменяют, т.к. он обвинительный, а наш человек этому рад – слава богу, что отстали.
- А что вы скажете про суд присяжных?
- Несколько раз я рекомендовал его своим доверителям. Присяжных заседателей, людей из народа, прокурору всё-таки надо убедить, что человек совершил преступление. Хотя помню, как однажды в Верховном Суде одновременно обжаловались два вердикта присяжных, поскольку в них были одинаковые ошибки. Так вот, при одинаковых ошибках оправдательный вердикт присяжных отменили, а обвинительный – оставили в силе. А потом государство решило, что не ко всем делам можно допускать присяжных, ибо слишком много они оправдывают подсудимых, и ограничило количество дел рассматриваемых с участием присяжных заседателей. Следствие же сейчас порой, видя, что если дело тянет на рассмотрение его в областном суде, где обвиняемому можно потребовать участия в деле присяжных, старается убирать некоторые составы преступлений. Дело идёт в районный суд, а дальше, как мы говорили – апелляция и одна жалоба. Всё.
- А Страсбургский суд?
- В 2006 году я направил туда жалобу по одному делу. В 2009 году из Страсбурга прислали запрос нашему правительству по нему. Я ознакомился с ответом правительства, написал свои возражения. Десятый, одиннадцатый, двенадцатый, тринадцатый год – тишина… На самом деле, очень хорошо, что такой суд есть, но было бы ещё лучше, если бы Европейский Суд по правам человека объяснял: почему он не принимает от граждан ту или иную жалобу. Например, было известное дело: «Калашников против РФ» - об условиях содержания в СИЗО. Европейский Суд вынес по нему решение. Но другие подобные дела он отказывается брать к рассмотрению – без объяснения, почему они неприемлемы.
Во времена Наполеона
- Вы сказали, что ситуация с нашим правом будет ухудшаться…
- Да. И ни сколько в этом не сомневаюсь, несмотря на то, что оптимист. Смотрите, Уголовный кодекс РСФСР действовал с 1960 года по 1996-й. Поправки в него стали вносить только лишь в последние годы. А в наш новый УК РФ – что ни день, то поправки за поправками. И уже сейчас специалисты говорят, что концепция уголовного закона уже изменилась, что надо принимать новый уголовный и новый процессуальный кодексы. А во Франции до сих пор живут по Кодексу Наполеона.
- Кстати, вы участвуете в реконструкциях сражений времён Наполеона. Что отпрашиваетесь в суде: надо, мол, съездить на Бородино?
- Нет, я езжу, когда заседаний нет. Увлечение это началось в восьмидесятые. Московский писатель Анатолий Кузнецов мне показал тогда выступления на реке Яузе клуба «Россия молодая». Потом я связался с московскими реконструкторами и стал выезжать на «войну». Сначала «воевал» в русской армии, а затем перешёл во французскую. Сейчас «служу» в пятом кирасирском полку Великой армии. Когда есть время – тренируюсь в верховой езде. Униформа, амуниция – что-то самостоятельно сделано, что-то покупное. Надо сказать, что юбилейное Бородино в прошлом году нам всё-таки порядком испортили обилием официальных гостей, да и не только нам, но и всем зрителям. Для сравнения могу сказать, что на юбилее Ватерлоо в Бельгии мы в своё время видели только двух полицейских.
- Что должен уметь адвокат, чтобы успешно защищать своих клиентов?
- Надо знать не только УК и УПК, но и сам процесс от и до. Надо уметь анализировать документы, анализировать судебную практику, уметь выстраивать тактику и линию защиты. Надо не лениться и работать над собой. Мне в своё время понадобилось поучиться в Московском финансово-промышленном университете, чтобы получить специальность оценщика. И теперь суд не сможет просто так отвести мои выводы о размере ущерба. И ещё я считаю, что объять необъятное нельзя, т.е. адвокату брать большое количество дел, а тем более сложных дел, и потом нормально с ними работать. Так нельзя. Всё должно быть в рамках разумного.
Фото: Татьяна Яковенко, личный архив Константина Пакина и УФСИН по Новгородской области.
Благодарим лофт-бар «Дом быта» за доброжелательность, гостеприимство, уютную атмосферу и вкусный чай.
Источник: Ваши Новости
