За убийство Митина боровичскому старику «дали» всего 2 года. И не лишения, а ограничения свободы
Сегодня Боровичский районный суд вынес приговор 76-летнему Анатолию Николаеву, обитателю дома-интерната для престарелых и инвалидов. Анатолий Павлович, напомним, обвинялся в убийстве своего соседа по комнате 43-летнего Андрея Митина.
Трагедия, наделавшая шума и в самом доме-интернате, и в среде социальных работников области, произошла в феврале прошлого года. Раскрытие преступления никаких проблем не доставило: вот он – Анатолий Павлович, сразу, как только «пырнул», «дошкандыбавший» (тут уместно было бы сказать: «добежавший», но это никак не будет правдой – старик не то что бегать, и ходит-то кое-как!) до соседей и сказавший что-то вроде того: «Вызывайте милицию (о том, что теперь и милиции-то нет, он вряд ли даже догадывается)! Я вроде Андрюху убил!». И милиции-полиции повторял то же самое. И следователю боровичского МСО СУ СК по Новгородской области Артёму Мурасёву.
Как ни странно, но, расследование, на первый взгляд, беспроблемного дела растянулось на долгие месяцы. «Закрывать» Николаева не стали. Мерой пресечения для старика, еле-еле передвигающего ноги, стала подписка о невыезде… Из того самого дома-интерната, где пенсионер жил до ЧП.
Самый обычный старик. Самый обычный «дедуля». С кем – с кем, а с ним это страшное слово – «убийство» – никак не вяжется.
Он ковыляет из столовой. Довольный. Поевший.
– Ко мне? – удивляется. – Юрка, что ли?
И, кажется, слегка «сдувается», когда узнаёт, что никакой это не Юрка (так зовут его 50-летнего сына, который, скажем аккуратно, совсем не частый здесь гость), а незнакомый человек.
Но если и огорчается, то только на минуту. Встречается со мной глазами. На лице появляется робкая старческая улыбка.
– Ну, пойдём, – говорит, – милок, чего-хочешь-то?
К Николаеву относятся здесь очень хорошо, уважают, поэтому сразу сотрудники начинают успокаивать «дедулю»: это, мол, человек из газеты, ты, Анатолий Павлович, расскажи, что произошло у вас с этим Митиным. Правду расскажи, как нам рассказывал.
– А-а-а, правду, – тянет дед, – так всё просто было. Андрей этот – он нехороший был человек. Пил много. У слабых деньги отнимал. А уж со мной как! И материл, и оскорблял, и на три буквы посылал. Ох, натерпелся я от него! А в ту ночь он пил и пил, пил и пил. Только засну, он давай шуметь. Потом, помню, я встал, пошёл к нему, говорю: что ж ты, мол, людям жить-то не даёшь, и деньги отбираешь, и со мной совсем не считаешься. А он уже совсем пьяный, и нож в руке держит. Я испугался, конечно. И хлобыстнул его клюкой в лоб! Он брякнулся, нож выронил. Я схватил со страху нож, и давай его лупцовать. Как это было, что со мной случилось, я уже и не помню. Довёл, в общем!
Анатолий Павлович поднимает глаза, обводит подслеповатыми глазами окружающих, словно спрашивает: вы-то хоть меня понимаете? Сотрудники кивают головой, поглаживают «дедулю».
– Мы все за него! – говорит кто-то из коллектива. – Анатолий Павлович у нас хороший дедушка, никаких проблем с ним никогда не было. А ты, – уже к нему обращаясь, – Палыч, не расстраивайся, всё хорошо будет.
– Правда? – вновь озаряет всех своей детской обезоруживающей улыбкой. – Вы за меня? Пойду я теперь, ладно? У меня ведь сегодня, кажется, этот… Суд… Сегодня, да?
Фельдшер кивает головой. А потом медленно уводит старика.
Чуть позже мы беседуем с директором учреждения Ашотом Манучаряном. История для него, конечно, тяжёлая. Неожиданная.
Во дворе дома-интерната
Что же до убиенного Митина. Да, соглашается, малоприятная личность. Пил – правда. Издевался над соседом – правда. Очень много проблем при жизни доставил дому-интернату! И полицию из-за него вызывали. Но что полиция может сделать? Оштрафовать на 500 рублей – вот, пожалуй, и всё. По словам директора, местного дебошира не раз предупреждали: если, мол, не прекратит вести себя так, будут готовить документы на его отчисление из дома-интерната. Но, по большому счёту, все эти предупреждения для него (и таких, как Митин) как слону дробина. Куда ж их отчислишь? Если, действительно, ни кола, ни двора, ни родственников, ни жилья. Не на улицу же?
А как, кстати, вообще в свои сравнительно молодые годы Митин оказался в доме-интернате? Так ведь дом-то не только для стариков, но и для инвалидов. А Митин – инвалид. Пальцы ног у него ампутированы, по-видимому, вследствие обморожения. Как именно обморозил, никто толком не знает (лишь догадываются), потому что не тот это человек, с которым можно было разговоры «за жизнь» вести.
О направлении сюда Митина в конце 2014 года ходатайствовал Новгородский центр социальной адаптации (в просторечии – «приют для бездомных»). И сказано было в том ходатайстве: «По характеру спокойный, безобидный человек».
А это-то – о нём, правда? – удивился я.
– Да не обращайте внимания, – улыбнулась одна из сотрудниц, – так всем им пишут. Ни к чему не обязывающая фраза!
На самом деле, «обидный» был человек (то есть обижающий). Очень обидный! И горе, конечно, для действительно безобидного Николаева, что такого как Митин поселили именно с ним в одной комнате.
Главная беда здесь – пьянство. По закону, все «обеспечиваемые» получают на руки 25 процентов от пенсии (остальная часть – дому-интернату в счёт, так сказать, проживания). Деньги небольшие, но и они дают возможность «разгуляться» каждому, кто этого желает. Посему в дни выдачи пенсии и этот, и прочие аналогичные учреждения переживают маленький шабаш.
Все «злоупотребляющие» известны, за всеми глаз да глаз… Чтобы этот глаз был более зорким, делится своими мыслями Ашот Манучарян, он хотел бы в комнатах, где обитают дебоширы подобные Митину, установить камеры видеонаблюдения.
Общий вид боровичского дома-интерната.
Вот примерно так… Директор подводит меня к вахте, где на пульте отображаются картинки из разных уголков пространства дома-интерната. То, что происходит в местах общего пользования и во дворе дома, на пульт передают камеры видеонаблюдения. И всё – как на ладони. А что творится в комнатах? Вот, считает Ашот Манучарян, и было бы неплохо воплотить ту идею в жизнь. Может, и удалось бы предотвратить ситуации, подобные той, что случилась в феврале прошлого года. Но это пока только задумка, и ещё неизвестно, как её воспримут граждане контролирующие и граждане проверяющие.
Впрочем, я, кажется, чуть отвлёкся. От персоны Анатолия Павловича.
Так вот, о чём не могу не сказать ещё. Более-менее связное воспроизведение его прямой речи (см. выше) далось мне с большим трудом. Потому что понять Анатолия Павловича, честно, трудно! А вот направить его в нужное русло – легко. И этим, мне кажется, и объясняются фигурирующие в обвинительном заключении юридические штампы как то: «в ходе совместного распития», «на почве личных неприязненных отношений» и пр.
Всё зависит от того, как сформулировать вопрос. Если спросишь: «Вы пили вместе?» – Николаев кивнёт головой. Если спросишь: «Вы не пили вместе?» – Николаев тоже кивнёт головой.
Так «пили» или «не пили»? А в зависимости от того, к чему хочется привести, какой вывод – сделать.
Хотя в самом доме-интернате уверены: никакого «совместного распития» не было и быть не могло! Уж больно разные люди Николаев и Митин.
Будет, конечно, преувеличением сказать, что Анатолий Павлович находится в здравом уме и твёрдой памяти. Признаки старческой деменции – налицо. Как рассказали в доме-интернате для престарелых, его уже готовили к переводу в дом-интернат для психохроников. И диагноз выставлен: «Расстройство личности в связи со смешанным заболеванием головного мозга».
А эксперты-психиатры, что воистину удивительно, при всём при этом приходят к выводу: вменяем. И в момент совершения преступления, и в настоящее время. Давать показания – может!
Нет, что касается самого преступления, я вполне допускаю, что действовал он осознанно, но, скорее, рефлексивно, как собака, всё равно кусающая ногу, занесённую для удара. А вот что касается способности давать показания в настоящее время – очень сомнительно. По сути, такие как Николаев – игрушки в руках следователя. Куда захотел, туда и направил. Вы скажите: но есть ведь адвокат. Да, есть… Но таких как Николаев защищают адвокаты не по соглашению, а по назначению. И тут уж как адвокатская совесть подсказывает. Если ничего не подсказывает, то и появляется росчерк беспомощного обвиняемого под стандартной фразой: «С моих слов записано верно, мною прочитано».
А это один из основополагающих «китов», позволяющих направить дело в суд именно с той квалификацией, которая «избрана» следствием (именно «избрана», а не «доказана»).
Вот так, вероятно, и получилось, что сугубо положительный старик, оборонявшийся от агрессии соседа-дебошира, в руке которого был нож, стал обвиняемым именно по ч. 1 ст. 105 УК РФ (убийство, наказание от 6 до 15 лет лишения свободы), а не по ч. 1 ст. 108 УК РФ (убийство, совершённое при превышении пределов необходимой обороны, максимум – 2 года лишения свободы).
Воистину: кому он нужен, этот…
Анатолий Николаевич идет в суд.
К чести адвоката Галины Кочетовой (на предварительном следствии интересы Николаева представлял другой адвокат), в прениях она чётко разложила, почему убийство, совершённое стариком, следует квалифицировать по ч. 1 ст. 108 УК РФ. Упомянула и положения пленума Верховного суда РФ от 2012-го года «О применении судами законодательства о необходимой обороне…», подтвердившее право человека защищать свою жизнь всеми возможными способами. Обратила внимание суда на то, что в материалах предварительного следствия иначе изложены обстоятельства по сравнению с тем, что Николаев говорил и в суде, и в ходе психиатрической экспертизы. Но именно последние адвокат считает истинными, потому что они даны без «направления», задаваемого извне. Ещё раз отметила, что погибшего Митина свидетели из числа сотрудников дома-интерната характеризуют как агрессивного, злоупотребляющего алкоголем человека, который в состоянии опьянения становился неуравновешенным и набрасывался с кулаками даже на персонал учреждения. И причиной совершения преступления стало именно противоправное поведение Митина.
Сам Анатолий Павлович сидел в некотором отдалении и от судьи, и от прокурора, и от адвоката. И время от времени до меня доносился его шёпот, обращённый к сопровождающей сотруднице дома-интерната:
– Чего? Чего она говорит?
– Всё хорошо, – отвечала женщина. – Всё будет хорошо, Анатолий Павлович.
А он, полу глухой, так ничего и не расслышав, махал рукой: а-а-а, ладно…
И думалось: ведь точно так же, наверное, всё было и на следствии. И вспоминалась поговорка: без него – его женили. И возникало ощущение некоего абсурда.
Благо, конечно, что судья Марина Савкина, в отличие от Николаева, расслышала всё, что сказала адвокат. Да и сама, я думаю (в отличие уже от следователя), поняла, что произошло той ночью, и отнеслась к ситуации беспристрастно. А потому и согласилась с переквалификацией состава преступления на более лёгкую статью УК – как просила адвокат.
А к следователю должны возникнуть вопросы у руководства регионального СУ СК. Ведь если бы всё пошло по его сценарию, то старик получил бы не менее 6 лет колонии, и не общего, а строгого режима. А это для него – «вышка»!
Фото автора.
Источник: Ваши Новости
